«Из этого очень большого чемодана впечатлений, который я везу летних полётов, - такого большого что я (со своим двадцатифунтовым чемоданчиком вещей, ибо больше нельзя брать с собой на самолёт) казался себе погонщиком большого стада овец, причём овцы были непослушны, причём овцами были мои наблюдения и мысли, — из этого стада-чемодана я беру сейчас память о городе Усольи, о Солях камских, чуть-чуть гофманои скую память — русски-гофмановскую, когда из чемодана ползут овцы.
...Сказано ещё от евангелия о том, что Пётр есть камень, но Пётр же есть и соль земли. Урал здесь называют Камнем и земли подъуральские — подкаменными. Всё здесь пропитано солью на завалинках у новых изб кладут здесь соль, чтобы солнце втопило соль в дерево, ибо тогда стоят избы столетиями. На солях камских нет ни чахотки, ни тифа, ни холеры, а деревья округ растут в сорок аршин ростом и в два человеческих обхвата. «Время застит, время закрыло», — сказал мне товарищ Батин. Но я всё же вижу через века, как просолились эти места ешс от Ивана Грозного, заселителя «Перми Великой — Чердыни» и Солей Камских... Время застит, — но видно, как Турчаниновы в городе Соликамске растили для санкт-питср-бурхского её величесто Екатерины и Елизаветы двора — растили: бананы!
Соли Камские!
Я писал чуть-чуть саркастически о Солях камских. Это мне нужно было к тому, чтоб сохранить перспективу. Но мне стыдно перед соликамцами, потому что я плачу им не одинаковой монетой, — потому что встретили они нас очень с большой радостью и очень большой нежностью. И неправда, что у меня нет к ним нежности, благодарности и — радости за них.
...Но мы опять в воздухе. Дальше, дальше в леса, в чердаки. Мы высоко над землёй. Горный хребет рядом. Закат....

Литературные и политические позиции Пильняка неоднократно приводили к организации широких критических кампаний в отношении него. Его постоянно критиковали за идеологические ошибки, формализм, эротику, мистику и пр. Тем не менее, вплоть до 1937 года Пильняк оставался одним из самых издаваемых писателей.