Было это в давние, давние времена. Люди говорят, что уже более четырех веков минуло с той поры, а память людская жива, память помнит, хранит в своих потаенных уголках пращуров наших.

Задумали богатые купцы Строгановы снарядить воинство на Сибирского царя Кучума. Уж больно надоедать стала татарва своими набегами. Там заимку сожгут, тут мужиков в полон уведут, а то и того страшней, заставят и самих гостей Строгановых в осаду сесть.

Призвали тогда купцы удалых казаков во главе с атаманом Ермаком. Снарядили припасом съестным, огненным зельем, пищалями да небольшими пушчонками. Вот, ужо, достанется царю Кучуму. Да невдомек купцам, что и у татарского царя в Прикамских землях есть уши. приказал царь войско готовить. Призвал он к себе мурзу Ула, да и говорит:
- Возьмешь татар иренских да сылвенских, башкирцев да остаков возьми, да вогулов и стань стеной на Вишерской дороге, никакого атамана Ермошку к нам в царство не пускай. А не будет никого, сам ступай на Пермь Великую. Чердынь да Соль Камскую сожги, сотри с лица земли. Чтобы русским духом у Каменного пояса и не пахло.

Пришло 1 сентября. На Руси и в Перми Великой новый год. Из Орла-городка на казачьих стругах отправилось воинство атамана Ермака на покорение Сибирского царства.
Умен был атаман, повел казаков дорогой неведомой, чтобы не то что войско, но и разъездов татарских не повстречать. Проводников взял, повели они его по реке Чусовой до устья реки Серебрянки.

Мурза Ула на Улсе стоит, ждет, когда атаман с войском подойдет. Вот и разведчики уже вернулись.
- Нет, - говорит, - казаков. Мы до самой Сторожевой заставы дошли. Не ждет нас урус. Пора в поход. Двинулось татарское воинство. В мгновение ока смело оно заставу на реке Сторожевой, порубили всех, избы сожгли. Только зря жечь разрешил мурза. Дым с Полюдовой заставы виден был, и полетел гонец в столицу Перми Великой, Чердынь, со страшной вестью, а как увидели на заставе все татарское воинство, так и сами подались ближе к городу, за крепкие стены под защиту пушек.

Только успели чердынцы ворота-то за полюдовой заставой затворить, а татарский разъезд уж тут как тут. Кричит, в ворота стрелами мечет, да все ругаются нехристи не по-нашему. Срамно и слушать-то их было. Пришлось чердынцам в осаду садиться. Татары-то с ходу хотели город взять, да не получилось. Стража на стенах крепкая, да и огненным боем головы-то ворогам остудила. Притихли они, только вот надолго ли.

Велел мурза шатер себе ставить. На другой день приступ к городу назначил. Только солнышко-то на следующий день из-за Полюда выглянуло, и началась тут сеча. Напирает мурза, да не просто так, а впереди своих лучших воинов велел, остяков да вогулов, гнать. Они, конечно, ничего с городом поделать не могли, да и от защитников Чердыни досталось им изрядно. Что их рыбья бронь против пуль да картечи, да крепких "болтов" из самострелов. Горожане насквозь их бьют, а они все же и убыли не чувствуют, к полудню напирать стали еще сильней, со злости, видать.

С городней видать все как на ладони, посад-то чердынский татары еще вечером спалили. Стали и теперь с огнем к крепости подбираться. Да все норовят Спасскую башню подпалить. Дождались защитники, когда враги очередной раз пойдут на приступ, да и дали залп из всех пушек, больших и затинных пищалей, да и рушницы свое слово сказали. Полегло тогда поганых под стенами несчесть. Отхлынула волна наступающих, а на церкви Воскресенья звонарь от радости, что татары отступили, в колокола ударил, да такой праздничный пошел перезвон, что защитники с другой стороны кремля подумали, что татары и вовсе отступили. Да и как было не отступить перед таким отпором, крепость-то, почитай, совсем новая, и трех десятков еще не стояла, а ставил ее московский дьяк, городовых дел мастер Давыд Семенович Курчев. Славная получилась крепостица. Городни по холму как скалы стоят, не гляди, что из дерева.

Умен, видно, был мурза Ула. Потоптавшись у города недели две, попытавшись еще несколько раз идти на приступ, но так же безуспешно, как и в начале осады, он быстро снялся и пошел по тракту на Соль Камскую. Долго смотрели чердынцы на удаляющееся воинство. Через часа два вспыхнуло на юго-западе зарево: "Видно Губдор жгут", - переговаривались горожане, стоя на крепостной стене. Думали-гадали, удалось кому уйти из Губдора, аль нет у многих там сродственники, как никак южный погост Чердыни.

Татарское войско скрытно подошло к Соли Камской, налетели, как смерч. Горожане, кто успел - в крепости затворились. Да вот беда - маловата для Соли Камской крепостицато. Многих горожан так у стен и похватали, а кого и порубили басурмане. Запылали посад и соляные варницы, жар стоит над городом такой, что твое пекло. Глядь, а уж и крепостица занялась. Охнуть соликамцы не успели, как рухнула в огне воротная Георгиевская башня. С диким воем и свистом ворвались сибирцы в город. Кто на пути попадался, секли саблей. Девок да баб-молодух с ребятишками всех в полон похватали. Храмы разграбили, избы пожгли. Ополонились крепко и подались из города.

Оставшиеся в живых люди неделю хоронили погибших горожан. Свои ли, чужие ли, всех по христианскому обряду предали земле. На погост не несли, так у града на песку всех и похоронили.
Шел тогда на Руси год 7089 от сотворения мира или 1581 от Рождества Христова. Был это последний крупный набег сибирцев.